Самым страшным бедствием для жителей русского города, да и
любого другого, во все века их истории были пожары.
С ними можно сравнить лишь разрушения и разграбления,
чинимые походами войск Золотой Орды, крымских татар, литовцев и поляков на
русские земли в XIII – XVII вв., кстати, как правило, так же сопровождавшиеся
сожжением жилых построек, храмов и городских укреплений.
И хотя тогда не
велось статистики стихийных бедствий, письменные источники, в частности,
летописи содержат большое число сведений о пожарах в русских средневековых
городах от Новгорода Великого на западе до Сибири. Например, только во второй половине XIV в.
пожары в Москве случались в 1365, 1373, 1378, 1389 (погорела большая часть
Кремля), 1390 (сгорело несколько тысяч дворов), 1395 (пожар «бысть велик зело»)
годах. Случалось, что пожары происходили по нескольку раз в год. Так это было в
Москве в 1415 г.,
когда город горел весной и осенью, в 1486 г. Иногда города сгорали целиком, подобное
произошло в Твери в 1413 и 1414 гг., Полоцке в 1440 г., в Москве в 1445 г., когда «ни единому
древесина гради остатися», то есть сгорели все деревянные постройки, расселись
от огня каменные храмы и укрепления, погибло до 1000 человек. Это не считая
пожаров, которые были следствием вражеского нашествия в 1366, 1382, 1408 и
других годах вплоть до событий 1571
г., когда во время нападения на город орды хана ДевлетГирея сгорела вся Москва, а в дыму пожарища погибло
до 200 тысяч человек. Не считая пожаров Смутного времени начала XVII века.
Большой московский пожар 1626
г., который начался в Китайгороде на дворе «Ивановой
жены Третьякова» и охватил почти весь город, уничтожил в московском Кремле
множество документов государственного архива, в том числе сгорели и документы
по Серпухову. После него пришлось во многих уездах страны провести заново описание земель и переписи
жителей. Случаи же, когда от огня страдал отдельный двор посадского человека
или часть городской улицы, часто вообще могли не оставить следов в
делопроизводстве. А утрата в огне документов на право владения землёй, домами,
лавками и т. д., иной раз приводила к многолетним тяжбам о принадлежности того
или иного имущества. Очень часто причиной самого большого пожара становились
чисто бытовые причины – незатушенная свеча или лучина, неисправная печь и тому
подобное. Это породило старую пословицу, что «от копеечной свечи Москва
сгорела». Иногда возникновение пожаров приписывалось колдовству и чародейству
колдунов и ведьм, как это было во время московского пожара 1547 г., когда жители Москвы
обвинили в колдовском поджоге бабку царя Ивана IV Анну Глинскую.
Власти издавна старались предусмотреть возможность
возникновения пожаров и издавали самые строгие, детально разработанные
инструкции по их предотвращению в городах государства. Например, при взятии
русскими войсками в 1562 г.
литовского города Полотцка оставленные в нём для управления и обороны воеводы
получили строжайший наказ в части противопожарной безопасности. Им
предписывалось следующее: «А в городе б в поварнях, опричь воевод и дворян,
ести ни у кого не варили в лете и в сухмени (в сухую и жаркую погоду). А
воеводам себе поделать … для великих нужд поварни невеликие в землях. А в зиму
и в весну и в великое мокро большим дворянам освободити (разрешить) ести варити
в городе, а избы всем тогда топить велети. А в сухмень и в лето однолично в
городе ести не варити…всем тогда избы в городе не топити, и огня б в сухмень в
городе однолично не было, а ести б в сухмень все варили за городом, опричь
одних бояр и воевод, и береженье от огня и от всякого лиха держати великое».
Запрещение готовить пищу с разведением огня в домашних кухнях летом и в
«сухмень», а готовить её за городом было чрезвычайно неудобно, но пожарная
безопасность справедливо признавалась куда более важной, чем элементарные
удобства. И в последующих столетиях эти правила соблюдались строго. Летом
запрещалось топить домовые бани, которые имелись почти во всех дворах, за
исключением самых бедных. Правда, в XVIII в. правила несколько смягчились.
Одному из серпуховских воевод в середине века предписывалось, не допуская летом
приготовления пищи в домах, разрешить это в печах на прилегающих к ним огородах.
Нарушители противопожарных правил наказывались большими штрафами, битьём
кнутом, а то и заключением в тюрьму. В каждом городе, в том числе и Серпухове,
местные власти должны были неукоснительно следовать подобной инструкции, это
являлось одной из важнейших их задач. Недостаточный досмотр за её исполнением
грозил воеводе серьёзной государевой опалой. Воевода, по вине которого в
управляемом им городе случился большой пожар, вряд ли мог рассчитывать на
хороший пост в системе управления. А поджог жилого здания или какого иного
строения в городе, даже если он не повлёк большого пожара и жертв, считался
одним из самых серьезным преступлений. По своду законов XVII в. Соборному
уложению 1649 г.
поджог города или дворов «умышлением и изменою» считался «воровством» т.е.
государственным преступлением и в случае поимки «зажигальщика» и доказанности
вины карался сожжением его самого. Так же поступали с тем, кто «ради вражды или
разграбления зажжет у кого двор». В XVIII столетии строгость наказания за этот
вид преступления нисколько не уменьшилась, плетьми и ссылкой наказывались
угроза поджогом и покушение на него. Знавшие должны были безусловно доносить не
только о лицах, готовящих поджог, но и «похвальбе таким злодейством». Мародёрство в случае пожаров было достаточно
обычным явлением, оно неукоснительно пресекалось и каралось. По ночам улицы во
всех городах патрулировались командами из нескольких человек стрельцов,
пушкарей, затинщиков, в обязанности которых входило и обеспечение
противопожарного порядка.
Серпухов не являлся исключением по части пожаров. Каждый
раз, когда город подвергался осаде, нападению татар, литовцев или поляков, это
заканчивалось сожжением посада – торговоремесленной части города. А пока в 1556 г. не был построен
каменный кремль на Соборной горе, нападавшие сжигали и деревянные укрепления.
Так произошло в 1382 г.
при нашествии Тохтамыша, в 1408
г. город был взят и сожжён татарами Едигея, горел в 1409 г. при нападении литовского князя Свидригайло. Два последних
разорения города и округи надолго подорвали его хозяйственное значение.
Страшному разгрому подвергся Серпухов и уезд в 1571 г. при нашествии на
Москву крымского «царя» ДевлетГирея. В конце мая, перейдя Оку, не будучи
остановленными русским военным заслоном, крымцы на пути к Москве прошли огнем и
мечом по селам и деревням Серпуховского и соседних уездов. Крепость на Соборной
горе они не взяли, а может быть, и не пытались взять, так как спешили в
условиях полной внезапности нападения и дезорганизации русской армии как можно
быстрее захватить столицу государства, где были сосредоточены огромные
ценности. Но само городское поселение – посад, населённый более чем четырьмя
тысячами человек, был сожжён, как и оба монастыря с их деревянными стенами.
Погибли почти все монахи. О катастрофическом положении в монастырских владениях
после нашествия свидетельствует жалованная грамота, которую Иван Грозный дал в 1572 г. Высоцкому монастырю.
В ней перечислены людские потери и хозяйственные утраты страшного 1571 г. В одном из самых
крупных монастырских владений селе Дракино из 25 дворов сгорело 22, а из
населения уцелело лишь пять человек, живущих «на пожарище», в селе Собакино с
восемью деревнями татары сожгли небольшой монастырёк, Никольскую церковь и 20
дворов, в Бутурлине сгорели 11 из 19 дворов. Горел серпуховской посад несколько
раз и в начале XVII в. В документах этого времени есть ссылки на запустение
города после очередного пожара. Последний раз в ходе гражданской войны и
интервенции начала XVII в. город, точнее, посад был сожжён в 1618 г. отступавшими от
Москвы казаками гетмана Сагайдачного. Чего стоило серпуховичам восстановление
города после подобных разгромов и пожаров, источники не сообщают.
О стихийно возникших пожарах в Серпухове в документах того
времени сведений почти нет. Виной тому те же пожары, в которых уничтожалось
делопроизводство местной администрации: городовых приказчиков, губных старост,
воевод. Тем не менее, об одном таком бедствии, происшедшем в 1669 г., сообщает челобитная
серпуховского воеводы А. Арсеньева царю Алексею Михайловичу, хранящаяся в одном
из фондов Российского Государственного архива древних актов. Об этом пожаре
упоминает историк П.Ф. Симсон, который, не вдаваясь в детали происшедшего,
цитирует один из известных ему документов XVII в.: город «волею Божиею весь
выгорел без остатку», известна эта трагедия и исследователю Ф.В. Разумовскому,
так как повлияла на архитектурную историю города. Найденный документ впервые
позволяет восстановить, в основном, картину случившегося. Это был настоящий
разгул огненной стихии, уничтожившей большую часть средневекового Серпухова.
Что происходило в Серпухове в середине июля 1669 г., становится
известным из текста челобитной: «И в нынешнем, Государь, во 178м (1669) году
Июля в 4 (14) день волею Божиею взыде туча над городом Серпуховым в полдня и
зазжет город Серпухов молниею в Москотильном ряду лавки и во многих местах и
Соборная апостольская церковь Живоначальная Тройца и в городе каменном
загорелись кровли на башнях и на стенах и с тех, Государь, кровель с тово
пожары… во многие ж места … понесло галками». Дальнейшее содержание челобитной
довольно сбивчиво, воевода Афанасий Арсеньев повторяется, перечисляя здания и
казённое имущество, сгоревшие в пламени. Это и понятно. Он диктовал текст через
несколько дней после начала пожара, и город ещё горел, но надо же было,
наконец, донести в столицу о случившемся бедствии, принятых мерах и просить
помощи. Итак, как следует из документа, пожар начался во время сильной грозы,
от удара молнии загорелись лавки на
торгу в Москотильном ряду. Торг находился достаточно далеко к северу от кремля
и занимал довольно большую территорию между храмами Св. Спаса, Св. Фрола и
старыми посадскими церквами Успенской и Ильи Пророка. На нём находились 11
торговых рядов: Кожевенный, Горшечный, Рыбный, Мясной, Сапожный, Сенной и
другие. В Москательном ряду торговали красками, металлическими изделиями,
воском, различными химическими товарами, маслами, женскими украшениями и тому
подобным. Сильный ветер быстро перекинул куски горящих деревянных крыш с лавок,
как пишет образно воевода «понесло галками», за несколько сот метров, на кровли
башен каменного кремля и Троицкого собора, сжигая попутно дворы посадских людей
и храмы. С высоты кремлёвских стен пламя перекинулось «во многие места и твой
великого Государя кружечный и таможенный дворы в остроге и в редех и на лавки и
на дворы и на всяких жилецких людей по слободам…»
Следуя тексту челобитной, можно установить, какие разрушения
произвел огонь к моменту составления документа. В первую очередь воевода
перечисляет оборонительные укрепления и здания сгоревших городских учреждений,
утрату вверенного ему имущества военного и гражданского. В «каменном городе»,
т. е. кремле, сгорели соборная церковь, бывшая к тому времени кирпичной «и с
придельными и с приходцкими церквами», приказная изба с государевой казною и
архивом, в котором хранились «указные грамоты», документы городского и уездного
делопроизводства за 100 с лишним лет. Спасти удалось немногое. Сгорели
воеводский двор, деревянные укрепления города – острог вместе с пушками,
которые стояли по его стенам и башням, как и всё вооружение на стенах и башнях
каменного кремля, вестовой колокол, в который, возможно, успели позвонить в
начале пожара. Пламя уничтожило кружечный двор, где продавалось спиртное, «вино
и пиво и всякие запасы, все погорело без остатка, только унесли винные кубы, а
иноя погорело ж». То же произошло и с таможенной избой с её имуществом,
товарами, там находившимися, и документацией.
Вместе с Троицким собором сгорели ещё 14 приходских
посадских храмов, уцелела «церковь божия в каменном городе Николы Чюдотворца да
в слободах только четыре церкви». Можно предположить, что сохранившиеся храмы
находились за Нарой, куда могли не долететь огненные «галки» с левого берега.
Могла уцелеть и церковь Жен Мироносиц в Сельце, отделённом от основной части
города двумя ручьями в глубоких оврагах. Но, как пишет Арсеньев, во время
составления челобитной пожар ещё продолжался: «А по башням, Государь, и в
слободах огни неутолились по се число…и от многих жаров…утолить тово огня
никоторыми делы нельзе, отбило пожаром» и уцелевшие до сих пор храмы вместе с
примыкавшими жилыми дворами могли сгореть уже после отправки документа в
Москву. Должны были в том или ином состоянии сохраниться два каменных храма –
Троицкий собор и церковь Николы Белого на посаде.
Жители города, конечно, пытались тушить пожар и спасти имущество своё и городское.
Для борьбы с огнём у них были некоторые возможности. В частности, и в кремле и
в остроге, слободах было много колодцев, по территории посада протекало несколько
речек и крупных ручьев, не считая Серпейки. У жителей имелись багры, крючья для
растаскивания горевших построек, бочки с водой, вёдра. Хотя специальной
пожарной команды не было, а быстрота, с которой распространялся огонь и
масштабность пожара, не позволяли сосредоточить усилия в какомто одном месте
на одном горевшем строении.
Трудно предположить, что этот страшный пожар обошёлся без
человеческих жертв, но об этом в челобитной не сказано. Тем не менее, видимо,
большей части населения города удалось уцелеть и, более того, из сгоревшей
тюрьмы были спасены заключённые: «а тюремные сидельцы сведены в слободу и сидят
за караулом да твоего великого Государя указу», но «караул держат накрепко
негде». Удалось отстоять от огня и «пороховую казну» (запасы пороха, их,
наверное, спасали в первую очередь во избежание взрыва), которые хранились в
крепости, но «пушки и всякое ружье погорело». Судя по тексту, воевода и жители
сделали всё возможное в борьбе с огнём.
Заканчивая челобитную, воевода Арсеньев пишет, что
кремлевская проезжая башня от огня расселась, чуть не валятся своды, а
деревянные связи сгорели, и что о плохом её состоянии уже не раз докладывалось
в Москву.
В условиях почти полной гибели города воевода, разумеется,
возлагал все надежды на царскую
администрацию, прося помощи и распоряжений: «и о том и о всем, что ты великий
Государь укажешь».
Челобитную повез в Москву пушкарь Ларька Леонтьев и 11 (21)
июля она была уже «чтена» царю Алексею Михайловичу. Всадник, не переменяя
лошадей, мог доехать от Серпухова до Москвы, с учётом чрезвычайности ситуации,
не менее, чем за два дня. Следовательно, челобитная была написана примерно
восьмого (18) июля, когда пожар в городе ещё продолжался. И когда он был
потушен окончательно, из документа неизвестно. И какие меры были приняты по
челобитной, остаётся, к сожалению, неизвестным, но обычно после подобных
бедствий правительство выделяло определённые средства на восстановление
городских укреплений, храмов и жилых домов. Тем более, что жители города были
тогда весьма небогаты, о чём говорит наличие всего одного каменного храма на
посаде. В город присылались писцы, которые определяли размеры ущерба, они
составляли смету, которая затем утверждалась в московском приказе, возможно,
эта смета до сих пор находится в
какомлибо фонде РГАДА, (краеведам есть чем заняться). Для сгоревшего Серпухова
содействие властей выразилось в восстановлении старого деревянного острога и
ремонте, как пишет П.Ф. Симсон, нового, большего по площади, ремонте кремля и
строительстве, в первую очередь, приказной избы, тюрьмы, воеводского двора,
оружейных складов. Получили некоторую помощь и посадские люди, в обычной тогда
форме освобождения от уплаты государственных податей на определённый срок – от
года до трёх лет. Восстанавливать дворы им пришлось за свой счёт. Наличие
строевого леса, невысокая цена построек позволяли за дватри рубля купить
готовые срубы и построить избы.
В 1678 г.,
когда писец Григорий Сунбулов проводил в Серпухове очередную подворную
перепись, судя по её содержанию, от следов пожара следов почти не осталось.
Правда, число жилых дворов практически не увеличилось, видимо, как за счёт
погибших в том пожаре дворовладельцев, так и изза ухода с посада оставшихся
безо всего погорельцев. Деревянные храмы были восстановлены почти все, что
видно на плане города 80х годов XVII в. Троицкий собор, простоявший
полуразрушенным почти 30 лет, всётаки был возводён заново в самом конце века, правда, не на деньги горожан. Но в
XVIII в. деревянных церквей в Серпухове больше не строилось, с конца XVII и в
последующее время они возводились только из кирпича. К счастью, пожаров,
подобных случившемуся и зафиксированному челобитной воеводы Арсеньева, в
Серпухове больше не происходило, но горожане долго ещё помнили о страшном
«огне» 1669 г.
Пожары случались в городе и в следующие века, горели отдельные
дворы, части улиц. Тому в архивных документах XVIII – XIX вв. достаточно
свидетельств. Очень медленно, но совершенствовались противопожарные меры и
средства тушения. Так, для тушения пламени стали применять большие парусиновые
полотнища, которыми накрывали горевшие сооружения и поливали их водой. В XVIII
в. уже действовала пожарная команда, в которую назначались горожане, а
строительство городского водопровода во второй половине XIX в. было во многом
обусловлено, как свидетельствуют документы, необходимостью более эффективной
борьбы с пожарами.
Виктор ШИЛОВ,
сотрудник СИХМ |