Трезвый Серпухов

Самым страшным бедствием для жителей русского города, да и любого другого, во все века их истории были пожары.

С ними можно сравнить лишь разрушения и разграбления, чинимые походами войск Золотой Орды, крымских татар, литовцев и поляков на русские земли в XIII – XVII вв., кстати, как правило, так же сопровождавшиеся сожжением жилых построек, храмов и городских укреплений.

И хотя  тогда не велось статистики стихийных бедствий, письменные источники, в частности, летописи содержат большое число сведений о пожарах в русских средневековых городах ­ от Новгорода Великого на западе до Сибири.  Например, только во второй половине XIV в. пожары в Москве случались в 1365, 1373, 1378, 1389 (погорела большая часть Кремля), 1390 (сгорело несколько тысяч дворов), 1395 (пожар «бысть велик зело») годах. Случалось, что пожары происходили по нескольку раз в год. Так это было в Москве в 1415 г., когда город горел весной и осенью, в 1486 г. Иногда города сгорали целиком, подобное произошло в Твери в 1413 и 1414 гг., Полоцке в 1440 г., в Москве в 1445 г., когда «ни единому древесина гради остатися», то есть сгорели все деревянные постройки, расселись от огня каменные храмы и укрепления, погибло до 1000 человек. Это не считая пожаров, которые были следствием вражеского нашествия в 1366, 1382, 1408 и других годах вплоть до событий 1571 г., когда во время нападения на город орды хана Девлет­Гирея  сгорела вся Москва, а в дыму пожарища погибло до 200 тысяч человек. Не считая пожаров Смутного времени начала XVII века. Большой московский пожар 1626 г., который начался в Китай­городе на дворе «Ивановой жены Третьякова» и охватил почти весь город, уничтожил в московском Кремле множество документов государственного архива, в том числе сгорели и документы по Серпухову. После него пришлось во многих уездах страны  провести заново описание земель и переписи жителей. Случаи же, когда от огня страдал отдельный двор посадского человека или часть городской улицы, часто вообще могли не оставить следов в делопроизводстве. А утрата в огне документов на право владения землёй, домами, лавками и т. д., иной раз приводила к многолетним тяжбам о принадлежности того или иного имущества. Очень часто причиной самого большого пожара становились чисто бытовые причины – незатушенная свеча или лучина, неисправная печь и тому подобное. Это породило старую пословицу, что «от копеечной свечи Москва сгорела». Иногда возникновение пожаров приписывалось колдовству и чародейству колдунов и ведьм, как это было во время московского пожара 1547 г., когда жители Москвы обвинили в колдовском поджоге бабку царя Ивана IV Анну Глинскую.

Власти издавна старались предусмотреть возможность возникновения пожаров и издавали самые строгие, детально разработанные инструкции по их предотвращению в городах государства. Например, при взятии русскими войсками в 1562 г. литовского города Полотцка оставленные в нём для управления и обороны воеводы получили строжайший наказ в части противопожарной безопасности. Им предписывалось следующее: «А в городе б в поварнях, опричь воевод и дворян, ести ни у кого не варили в лете и в сухмени (в сухую и жаркую погоду). А воеводам себе поделать … для великих нужд поварни невеликие в землях. А в зиму и в весну и в великое мокро большим дворянам освободити (разрешить) ести варити в городе, а избы всем тогда топить велети. А в сухмень и в лето однолично в городе ести не варити…всем тогда избы в городе не топити, и огня б в сухмень в городе однолично не было, а ести б в сухмень все варили за городом, опричь одних бояр и воевод, и береженье от огня и от всякого лиха держати великое». Запрещение готовить пищу с разведением огня в домашних кухнях летом и в «сухмень», а готовить её за городом было чрезвычайно неудобно, но пожарная безопасность справедливо признавалась куда более важной, чем элементарные удобства. И в последующих столетиях эти правила соблюдались строго. Летом запрещалось топить домовые бани, которые имелись почти во всех дворах, за исключением самых бедных. Правда, в XVIII в. правила несколько смягчились. Одному из серпуховских воевод в середине века предписывалось, не допуская летом приготовления пищи в домах, разрешить это в печах на прилегающих к ним огородах. Нарушители противопожарных правил наказывались большими штрафами, битьём кнутом, а то и заключением в тюрьму. В каждом городе, в том числе и Серпухове, местные власти должны были неукоснительно следовать подобной инструкции, это являлось одной из важнейших их задач. Недостаточный досмотр за её исполнением грозил воеводе серьёзной государевой опалой. Воевода, по вине которого в управляемом им городе случился большой пожар, вряд ли мог рассчитывать на хороший пост в системе управления. А поджог жилого здания или какого иного строения в городе, даже если он не повлёк большого пожара и жертв, считался одним из самых серьезным преступлений. По своду законов XVII в. ­ Соборному уложению 1649 г. поджог города или дворов «умышлением и изменою» считался «воровством» т.е. государственным преступлением и в случае поимки «зажигальщика» и доказанности вины карался сожжением его самого. Так же поступали с тем, кто «ради вражды или разграбления зажжет у кого двор». В XVIII столетии строгость наказания за этот вид преступления нисколько не уменьшилась, плетьми и ссылкой наказывались угроза поджогом и покушение на него. Знавшие должны были безусловно доносить не только о лицах, готовящих поджог, но и «похвальбе таким злодейством».  Мародёрство в случае пожаров было достаточно обычным явлением, оно неукоснительно пресекалось и каралось. По ночам улицы во всех городах патрулировались командами из нескольких человек стрельцов, пушкарей, затинщиков, в обязанности которых входило и обеспечение противопожарного порядка.

Серпухов не являлся исключением по части пожаров. Каждый раз, когда город подвергался осаде, нападению татар, литовцев или поляков, это заканчивалось сожжением посада – торгово­ремесленной части города. А пока в 1556 г. не был построен каменный кремль на Соборной горе, нападавшие сжигали и деревянные укрепления. Так произошло в 1382 г. при нашествии Тохтамыша, в 1408 г. город был взят и сожжён татарами Едигея, горел в 1409 г. при нападении  литовского князя Свидригайло. Два последних разорения города и округи надолго подорвали его хозяйственное значение. Страшному разгрому подвергся Серпухов и уезд в 1571 г. при нашествии на Москву крымского «царя» Девлет­Гирея. В конце мая, перейдя Оку, не будучи остановленными русским военным заслоном, крымцы на пути к Москве прошли огнем и мечом по селам и деревням Серпуховского и соседних уездов. Крепость на Соборной горе они не взяли, а может быть, и не пытались взять, так как спешили в условиях полной внезапности нападения и дезорганизации русской армии как можно быстрее захватить столицу государства, где были сосредоточены огромные ценности. Но само городское поселение – посад, населённый более чем четырьмя тысячами человек, был сожжён, как и оба монастыря с их деревянными стенами. Погибли почти все монахи. О катастрофическом положении в монастырских владениях после нашествия свидетельствует жалованная грамота, которую Иван Грозный дал в 1572 г. Высоцкому монастырю. В ней перечислены людские потери и хозяйственные утраты страшного 1571 г. В одном из самых крупных монастырских владений ­ селе Дракино из 25 дворов сгорело 22, а из населения уцелело лишь пять человек, живущих «на пожарище», в селе Собакино с восемью деревнями татары сожгли небольшой монастырёк, Никольскую церковь и 20 дворов, в Бутурлине сгорели 11 из 19 дворов. Горел серпуховской посад несколько раз и в начале XVII в. В документах этого времени есть ссылки на запустение города после очередного пожара. Последний раз в ходе гражданской войны и интервенции начала XVII в. город, точнее, посад был сожжён в 1618 г. отступавшими от Москвы казаками гетмана Сагайдачного. Чего стоило серпуховичам восстановление города после подобных разгромов и пожаров, источники не сообщают.

О стихийно возникших пожарах в Серпухове в документах того времени сведений почти нет. Виной тому те же пожары, в которых уничтожалось делопроизводство местной администрации: городовых приказчиков, губных старост, воевод. Тем не менее, об одном таком бедствии, происшедшем в 1669 г., сообщает челобитная серпуховского воеводы А. Арсеньева царю Алексею Михайловичу, хранящаяся в одном из фондов Российского Государственного архива древних актов. Об этом пожаре упоминает историк П.Ф. Симсон, который, не вдаваясь в детали происшедшего, цитирует один из известных ему документов XVII в.: город «волею Божиею весь выгорел без остатку», известна эта трагедия и исследователю Ф.В. Разумовскому, так как повлияла на архитектурную историю города. Найденный документ впервые позволяет восстановить, в основном, картину случившегося. Это был настоящий разгул огненной стихии, уничтожившей большую часть средневекового Серпухова.

Что происходило в Серпухове в середине июля 1669 г., становится известным из текста челобитной: «И в нынешнем, Государь, во 178­м (1669) году Июля в 4 (14) день волею Божиею взыде туча над городом Серпуховым в полдня и зазжет город Серпухов молниею в Москотильном ряду лавки и во многих местах и Соборная апостольская церковь Живоначальная Тройца и в городе каменном загорелись кровли на башнях и на стенах и с тех, Государь, кровель с тово пожары… во многие ж места … понесло галками». Дальнейшее содержание челобитной довольно сбивчиво, воевода Афанасий Арсеньев повторяется, перечисляя здания и казённое имущество, сгоревшие в пламени. Это и понятно. Он диктовал текст через несколько дней после начала пожара, и город ещё горел, но надо же было, наконец, донести в столицу о случившемся бедствии, принятых мерах и просить помощи. Итак, как следует из документа, пожар начался во время сильной грозы, от удара молнии загорелись лавки  на торгу в Москотильном ряду. Торг находился достаточно далеко к северу от кремля и занимал довольно большую территорию между храмами Св. Спаса, Св. Фрола и старыми посадскими церквами Успенской и Ильи Пророка. На нём находились 11 торговых рядов: Кожевенный, Горшечный, Рыбный, Мясной, Сапожный, Сенной и другие. В Москательном ряду торговали красками, металлическими изделиями, воском, различными химическими товарами, маслами, женскими украшениями и тому подобным. Сильный ветер быстро перекинул куски горящих деревянных крыш с лавок, как пишет образно воевода «понесло галками», за несколько сот метров, на кровли башен каменного кремля и Троицкого собора, сжигая попутно дворы посадских людей и храмы. С высоты кремлёвских стен пламя перекинулось «во многие места и твой великого Государя кружечный и таможенный дворы в остроге и в редех и на лавки и на дворы и на всяких жилецких людей по слободам…»

Следуя тексту челобитной, можно установить, какие разрушения произвел огонь к моменту составления документа. В первую очередь воевода перечисляет оборонительные укрепления и здания сгоревших городских учреждений, утрату вверенного ему имущества ­ военного и гражданского. В «каменном городе», т. е. кремле, сгорели соборная церковь, бывшая к тому времени кирпичной «и с придельными и с приходцкими церквами», приказная изба с государевой казною и архивом, в котором хранились «указные грамоты», документы городского и уездного делопроизводства за 100 с лишним лет. Спасти удалось немногое. Сгорели воеводский двор, деревянные укрепления города – острог вместе с пушками, которые стояли по его стенам и башням, как и всё вооружение на стенах и башнях каменного кремля, вестовой колокол, в который, возможно, успели позвонить в начале пожара. Пламя уничтожило кружечный двор, где продавалось спиртное, «вино и пиво и всякие запасы, все погорело без остатка, только унесли винные кубы, а иноя погорело ж». То же произошло и с таможенной избой с её имуществом, товарами, там находившимися, и документацией.

Вместе с Троицким собором сгорели ещё 14 приходских посадских храмов, уцелела «церковь божия в каменном городе Николы Чюдотворца да в слободах только четыре церкви». Можно предположить, что сохранившиеся храмы находились за Нарой, куда могли не долететь огненные «галки» с левого берега. Могла уцелеть и церковь Жен Мироносиц в Сельце, отделённом от основной части города двумя ручьями в глубоких оврагах. Но, как пишет Арсеньев, во время составления челобитной пожар ещё продолжался: «А по башням, Государь, и в слободах огни неутолились по се число…и от многих жаров…утолить тово огня никоторыми делы нельзе, отбило пожаром» и уцелевшие до сих пор храмы вместе с примыкавшими жилыми дворами могли сгореть уже после отправки документа в Москву. Должны были в том или ином состоянии сохраниться два каменных храма – Троицкий собор и церковь Николы Белого на посаде.

Жители города, конечно, пытались тушить  пожар и спасти имущество своё и городское. Для борьбы с огнём у них были некоторые возможности. В частности, и в кремле и в остроге, слободах было много колодцев, по территории посада протекало несколько речек и крупных ручьев, не считая Серпейки. У жителей имелись багры, крючья для растаскивания горевших построек, бочки с водой, вёдра. Хотя специальной пожарной команды не было, а быстрота, с которой распространялся огонь и масштабность пожара, не позволяли сосредоточить усилия в каком­то одном месте на одном горевшем строении.

Трудно предположить, что этот страшный пожар обошёлся без человеческих жертв, но об этом в челобитной не сказано. Тем не менее, видимо, большей части населения города удалось уцелеть и, более того, из сгоревшей тюрьмы были спасены заключённые: «а тюремные сидельцы сведены в слободу и сидят за караулом да твоего великого Государя указу», но «караул держат накрепко негде». Удалось отстоять от огня и «пороховую казну» (запасы пороха, их, наверное, спасали в первую очередь во избежание взрыва), которые хранились в крепости, но «пушки и всякое ружье погорело». Судя по тексту, воевода и жители сделали всё возможное в борьбе с огнём.

Заканчивая челобитную, воевода Арсеньев пишет, что кремлевская проезжая башня от огня расселась, чуть не валятся своды, а деревянные связи сгорели, и что о плохом её состоянии уже не раз докладывалось в Москву.

В условиях почти полной гибели города воевода, разумеется, возлагал все надежды на  царскую администрацию, прося помощи и распоряжений: «и о том и о всем, что ты великий Государь укажешь».

Челобитную повез в Москву пушкарь Ларька Леонтьев и 11 (21) июля она была уже «чтена» царю Алексею Михайловичу. Всадник, не переменяя лошадей, мог доехать от Серпухова до Москвы, с учётом чрезвычайности ситуации, не менее, чем за два дня. Следовательно, челобитная была написана примерно восьмого (18) июля, когда пожар в городе ещё продолжался. И когда он был потушен окончательно, из документа неизвестно. И какие меры были приняты по челобитной, остаётся, к сожалению, неизвестным, но обычно после подобных бедствий правительство выделяло определённые средства на восстановление городских укреплений, храмов и жилых домов. Тем более, что жители города были тогда весьма небогаты, о чём говорит наличие всего одного каменного храма на посаде. В город присылались писцы, которые определяли размеры ущерба, они составляли смету, которая затем утверждалась в московском приказе, возможно, эта смета  до сих пор находится в каком­либо фонде РГАДА, (краеведам есть чем заняться). Для сгоревшего Серпухова содействие властей выразилось в восстановлении старого деревянного острога и ремонте, как пишет П.Ф. Симсон, нового, большего по площади, ремонте кремля и строительстве, в первую очередь, приказной избы, тюрьмы, воеводского двора, оружейных складов. Получили некоторую помощь и посадские люди, в обычной тогда форме освобождения от уплаты государственных податей на определённый срок – от года до трёх лет. Восстанавливать дворы им пришлось за свой счёт. Наличие строевого леса, невысокая цена построек позволяли за два­три рубля купить готовые срубы и построить избы.

В 1678 г., когда писец Григорий Сунбулов проводил в Серпухове очередную подворную перепись, судя по её содержанию, от следов пожара следов почти не осталось. Правда, число жилых дворов практически не увеличилось, видимо, как за счёт погибших в том пожаре дворовладельцев, так и из­за ухода с посада оставшихся безо всего погорельцев. Деревянные храмы были восстановлены почти все, что видно на плане города 80­х годов XVII в. Троицкий собор, простоявший полуразрушенным почти 30 лет, всё­таки был возводён заново в самом конце  века, правда, не на деньги горожан. Но в XVIII в. деревянных церквей в Серпухове больше не строилось, с конца XVII и в последующее время они возводились только из кирпича. К счастью, пожаров, подобных случившемуся и зафиксированному челобитной воеводы Арсеньева, в Серпухове больше не происходило, но горожане долго ещё помнили о страшном «огне» 1669 г.

Пожары случались в городе и в следующие века, горели отдельные дворы, части улиц. Тому в архивных документах XVIII – XIX вв. достаточно свидетельств. Очень медленно, но совершенствовались противопожарные меры и средства тушения. Так, для тушения пламени стали применять большие парусиновые полотнища, которыми накрывали горевшие сооружения и поливали их водой. В XVIII в. уже действовала пожарная команда, в которую назначались горожане, а строительство городского водопровода во второй половине XIX в. было во многом обусловлено, как свидетельствуют документы, необходимостью более эффективной борьбы с пожарами. 

Виктор ШИЛОВ,